№ 405 1847 р. квітня 5. – Донесення С. В. Перфільєва О. Ф. Орлову про діяльність слов’янофілів у Москві
Весьма секретное и нужное
Шефу жандармов г-ну генерал-адъютанту и кавалеру гр. Орлову
Апреля 5 дня 1847, Москва
Вследствие предписания Вашего сиятельства от 29 минувшего марта за № 488 я считаю долгом донести, что источникам славянофильства, полагают [есть], известное мнение Карамзина, что Иоанн III был выше Петра Великого и допетровская Русь лучше России новой. С развитием этой мысли родилось убеждение, что в русской жизни нет нравственного единства и национального характера и что мы умеем хорошо мыслить по-французски, по-английски и по-немецки, а не по-русски. Причиною этого – реформа Петра Великого.
Но так как с этим мнением согласны не все, то литература, а с нею вместе и часть публики разделилась на две партии – на славянофилов и неславянофилов, если только можно назвать партию людей, не имеющих одной ясной и положительной цели, а сходящихся только в каких-то туманных и мистических предчувствиях умственной победы Востока над Западом, в привязанности к старине, в любви к Москве и вследствие этого в каком-то недоброжелательстве к Петербургу.
Славянофилов в Москве можно разделить на три категории:
1. К первой принадлежат люди, занимающиеся литературой и имеющие вес и значение по самобытности своих убеждений. Их можно считать за представителей славянофильства как по известности их в Москве в этом отношении, так и по тому, что они, занимаясь литературой, знакомят читателей с образом своих мыслей. К этой категории принадлежат: Киреевский, Погодин, Шевырев, Аксаков, Глинка и Хомяков. Все поименованные лица, занимаясь литературой, посещают общество, и все люди нравственности неукоризненной.
Аксаков моложе других и потому выдвигается вперед как по степени убеждения, так и по оригинальности костюма, которую он, впрочем, по совету близких и по оскорбительному равнодушию публики, не последовавшей его примеру, почти оставил. Он молодой человек очень хороший, с добрым сердцем, но как энтузиаст вдается в крайности.
Кроме этих лиц, есть еще другие, в обществе малоизвестные, занимающиеся преимущественно учеными разысканиями и участвующие в московских журналах («Москвитянине» и «Сборнике»).
2. Ко второй категории можно отнести славянофилов, литературой не занимающихся. Немногие из них славянофилы по убеждению, большая же часть из них не хорошо сознает, какова была Россия до Петра Великого, и об реформе его имеет темное понятие, славянофилами же делаются для того, чтобы придать себе некоторого рода оригинальность. От несамобытности их убеждений бывает часто, что в одном случае они с ревностью передают чужие мысли, а в другом позволяют себе насмешки над настойчивостью, с какою представители усиливаются поддерживать свои мнения.
3. Третья категория заслуживает еще меньшую степень внимания. Сюда принадлежат люди, ограничивающиеся наружным подражанием и не входящие ни в какие умствования. Они славянофилы потому, что носят шапки, называемые мурмолками, рубашки с косым воротом и т. п. Их, впрочем, теперь почти не видно.
Некоторые из дам следуют славянофилам: занимаются русским языком, историею, говорят по-русски и только в крайних случаях пишут французские записочки.
По общим отзывам, цели политической никто не подозревает, хотя и высказывается желание и ожидание, чтобы Россия, отбросив чужестранные элементы развития, обратилась на путь развития исключительно национального, но эти желания так неопределенны, что у них нет никакой прямой цели, кроме нападения на русский европеизм и вследствие этого на недостаток национальности.
Некоторые признают явление славянофилов явлением полезным в том отношении, что в случае неблагонамеренного направления одной из партий на поприще литературном она не только не найдет в другой отголоска своим мыслям, но даже скорее найдет в ней противников.
Генерал-лейтенант Перфильев
Помітка про одержання: 7 апреля 1847.
Ч. XVIII, арк. 6–9. Оригінал.
Примітки
Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 3, с. 294 – 295.