№ 176 1850 р. лютого 25. – Лист П. О. Куліша до Л. В. Дубельта з проханням порушити клопотання перед О. Ф. Орловим про надання дозволу О. M. Куліш виїхати з Тули в Чернігівську губернію

Его превосходительству Леонтию Васильевичу Дубельту

Ваше превосходительство, милостивый государь Леонтий Васильевич!

Когда я был отправлен на службу в Тулу, жена моя просила позволения ехать со мною, и это позволение было ей милостиво дано; но, когда ей встретилась надобность побывать в Петербурге, г-н тульский военный губернатор объявил мне, что и она, так как я, состоит под строжайшим присмотром полиции, почему и не может оставить Тулы без разрешения высшего начальства. Разрешение это, по ее просьбе, было получено, и, когда она, прибыв в столицу, объявила лично вашему превосходительству о непонятном для нее распоряжении местного начальства, ваше превосходительство изволили изъявить удивление и назвать это распоряжение ошибкою. При всем том по возвращении ее из столицы в Тулу г-н начальник губернии потребовал от нее через квартального надзирателя подписку, что она без разрешения начальства из Тулы не выедет. Дав требуемую подписку, она обратилась к вашему превосходительству с покорнейшею просьбою освободить ее от вынужденного у нее таким образом обязательства [Так у тексті], но, вероятно, письмо ее не достигло своего назначения, потому что никакой перемены в ее положении не последовало.

Между тем, два с половиною года жизни в Туле, вдали от родных, под строжайшим присмотром полиции, в тесной и убогой квартирке, при недостатке в самых необходимых потребностях существования произвели на ее здоровье самое пагубное действие. В двадцать лет она сделалась хилою и увядшею, как старуха; она страдает не за свои проступки и не видит конца своим страданиям; день освобождения из ссылки для нее, по-видимому, с каждым годом еще отдаляется; она потеряла уже и надежду выйти когда-нибудь из этого гроба, как называет она в отчаяньи нашу жалкую квартиру в Туле; она боится, что разлучена навеки с родным своим семейством.

Эта нищета, в которую она попала так непредвиденно и которая естественно заключила ее в четыре стены, лишив всякого сообщения с образованным обществом, неразлучные с таким жалким существованием горести и, наконец, двойная невозможность посещать родных, происходящая и от бедности, до которой мы дошли в Туле, и от запрещения выезжать из города – все это вместе делает из жены моей самую несчастную женщину, на которую смотреть – значит уже страдать.

Изображая перед вашим превосходительством ее положение с откровенностью, на которую дает мне смелость выказанное вами к нам неоднократно истинно человеческое участие, покорнейше прошу ваше превосходительство, представя болезненное положение моей жены его сиятельству гр. Алексею Федоровичу Орлову, исходатайствовать для нее милостивое разрешение ехать в Черниговскую губ. для свидания с ее матерью при первом случае, который может ей представиться, если бы кто-нибудь из родных ее, проезжая чрез Тулу, предложил ей место в своем экипаже. Об этом я умоляю ваше превосходительство как человек, с здоровьем потерявший все, что радует нас в жизни. У меня остается только одно – жена. Если и она изчахнет и погибнет, разделяя со мной мою тяжкую долю, тогда мне не о чем уже будет вас просить.

С глубочайшим почтением и совершенною преданностью имею честь быть, милостивый государь, вашего превосходительства покорнейший слуга

П. Кулиш

1850 г., февр(аля) 25, Тула

Резолюція О. Ф. Орлова: Справку об ней.

Помітка Л. В. Дубельта: Как просит, так и сделать. Граф [378] не упускает из вида случая быть ему полезным.

Помітка про одержання: 6 марта 1850 г.

Ч. V, арк. 363, 364 зв. Автограф.

Примітки

378. Йдеться про О. Ф. Орлова.

Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 2, с. 157 – 158.