Початкова сторінка

Тарас Шевченко

Енциклопедія життя і творчості

?

Мая 30

Высочайшее решение и о наказаниях и о милостях объявлено всем кому следовало. При этом обратили на себя внимание Шевченко, Костомаров, Белозерский и жена Кулиша.

Шевченко принял это объявление с величайшей покорностью, выражал за дарованное ему право выслуги глубочайшую благодарность к государю императору и с раскаянием, сквозь слезы, говорил, что он сам чувствует, сколь низки и преступны были его занятия. При этом Шевченко сказал, что не получил никакого воспитания и образования до самого того времени, когда был освобожден из крепостного состояния, а потом вдруг попал в круг студентов и других молодых людей, которые совратили его с прямой дороги. Он обещал употреблять все старания вполне исправиться и сделаться достойным оказанного ему снисхождения.

Костомаров особенно тронут был объявлением, что государь император всемилостивейше повелел матери его, Костомарова, во время содержания его в крепости, производить жалование, которое он получал, дозволив ей видеться с ним во время его заключения. При этом объявлении Костомаров залился слезами и, упав на колени, возсылал молитвы и е. и. в., выражая неограниченную благодарность. Между прочим он сказал, что в иностранных государствах за столь важное преступление поступили бы по точной букве закона, а ему милосердием государя дарована еще возможность загладить преступления будущей усердною службою.

Белозерский, тронутый до глубины души оказанным ему снисхождением, не находил слов для выражения глубочайшей благодарности к государю императору, столь милостиво соизволившему поступить с ним. Не довольствуясь этим, он испросил дозволения и написал письмо к господину шефу жандармов, изъявляя чувства благодарности к его сиятельству и прося довести о его верноподданнической, неограниченной преданности до высочайшего сведения.

Жена Кулиша (сестра Белозерского), при объявлении монаршего повеления о выдаче ей в продолжении четырех месяцев жалованья ее мужа, и о разрешении видеться с ним в крепости, изъявила столько же искреннейшую благодарность, как и брат ее.

После этого высочайший приговор исполнен следующим образом:

Костомаров и Кулиш переданы в распоряжение коменданта С.-Петербургской крепости, а Шевченко – военному министру.

Гулак, Белозерский, Навроцкий, Андрузский и Посяда отправлены в сопровождении жандармских офицеров: первый – в Шлиссельбург, к коменданту; второй в Петрозаводск и третий в Вятку, к гражданским губернаторам, а последние два в Казань к исправляющему должность попечителя Казанского учебного округа. Как Навроцкий, Андрузский и Посяда должны ехать по одному казанскому тракту, то они отправлены с такой рассрочкой во времени, чтобы в дороге не могли встретиться. Пожалованные же Белозерскому, Навроцкому, Андрузскому и Посяде деньги, по 200 р[уб]. серебром, посланы к губернаторам и попечителю казанского учебного округа, дабы Белозерскому и Навроцкому выданы были оные по определении их на службу, а Посяде и Андрузскому выдавались по мере их надобности.

300 р[уб]. серебром отосланы к Мазуровой (матери невесты Костомарова), а для распоряжения к производству матери Костомарова и жене Кулиша жалования сына первой и мужа последней, потребовано сведение из Министерства народного просвещения, сколько Костомаров и Кулиш получали жалованья.

Равно сделаны все должные распоряжения к производству увеличенной пенсии матери студента Петрова и к определению последнего в III отделение, с предоставленными ему преимуществами и с назначением содержания наравне с самым меньшим окладом чиновников III отделения – по 515 р[уб]. серебром в год; а пожалованные Петрову в пособие 500 р[уб]. серебром будут выдаваться ему по мере надобности.

Действительному тайному советнику гр. Уварову и генерал-адъютантам Бибикову и Кокошкину подробно сообщены все обстоятельства дела для исполнения по предметам, относящимся до их распоряжений.

Равным образом обо всем доведено до сведения наместника Царства Польского и министра внутренних дел.

Министр народного просвещения, которому сообщено было о том, что надворному советнику Чижову объявлено высочайшее повеление, дабы он все сочинения свои представлял не в обыкновенную цензуру, а к шефу жандармов, уведомил, что Чижов являлся к нему, гр. Уварову, объясняя, между прочим, о желании своем издавать журнал; но ему решительно объявлено, что получит дозволение только тогда, когда правительство найдет, по обстоятельствам, удобным умножить число периодических изданий, ныне же он на это рассчитывать не может.

Генерал-адъютант Бибиков доставил письмо со вложением трех р[уб]. серебром, полученные в Киеве на имя студента Александра Андрузского, полагая, что это письмо следует студенту Андрузскому. Но по справке оказалось, что Андрузского зовут Егором и сам он объяснил, что в Киевском университете есть другой студент, даже не родственник ему, Александр Андрузский, и что письмо писано к сему последнему. Потому письмо, не заключавшее в себе ничего важного, и деньги возвращены в Киев для выдачи по принадлежности.

От него же, генерал-адъютанта Бибикова, доставлено письмо на малороссийском языке, найденное в Киеве в бывшей квартире Костомарова из С.-Петербурга без подписи фамилии на имя Кулиша.

Это письмо не заключает в себе обстоятельств особенно важных, но тем не менее обнаруживает в сочинителе приверженцев Украины, с насмешкою и как бы с недоброжелательством взирающего на русских. В одном месте письма своего он говорит: «Когда читаешь сочинения Шевченки, то чувствуешь какую-то высшую силу поэзии!» В другом месте, описывая собственный свой безразсудный поступок о переходе своем (в феврале месяце) через Неву не по общей дороге, а по едва проложенной тропинке, на которой чуть было не попал в полынью, он прибавляет: «Полуумная москальва верно невод тянула или что-нибудь!»

Кулиш объяснил, что письмо это было писано к нему сотоварищем его по Новгород-Северской гимназии Петром Сердюковым. По справке же оказалось, что Сердюков, бывший студент Киевского университета, уроженец Черниговской губернии, жительствует в С.-Петербурге без всяких занятий и неизвестно, чем содержит себя. Впрочем в двух квартирах, в которых он жил, отзываются о нем одобрительно.

За Сердюковым учрежден секретный присмотр и предположено пригласить его в III отделение.

Соображение обстоятельств, относящихся до бывшего студента Киевского университета Марковича и служащего в канцелярии киевского военного губернатора титулярного советника Ригельмана, которых показания рассмотрены 28 мая, привело к следующим заключениям:

Маркович хотя не принадлежал к Украино-славянскому обществу, но был приглашаем вступить в оное, и не донес об этом, заботился с другими украино-славянами об издании книг для образования простого народа, хранил у себя возмутительные стихи и питает такую привязанность к родине своей, Малороссии, какую должен питать к отечеству, России.

Ригельман во время бытности, в 1843 г., за границей, свел связи с западными славянофилами, Ганкой и Штуром, и в двух письмах к ним употребил сомнительные выражения о славянском развитии, о возвышении простого народа, о чувстве общего братства и равенства и проч[ее]. Впрочем Ригельман истолковывает эти выражения в ученом смысле, доказывая, что с киевскими украино-славянистами он даже не был знаком и не имел о их обществе никакого понятия, а генерал-адъютант Бибиков засвидетельствовал, что Ригельман ни в чем предосудительном не замечен.

По всеподданейшему докладу об этом, государь император высочайше повелеть соизволил: Марковичу вменить в наказание содержание в Киевской крепости и выслать его на службу в Орловскую губернию, с воспрещением увольнять в Малороссию, доколе не докажет безвредность своего образа мыслей усердною службою и степенным поведением, а за Ригельманом учредить строгий надзор и оставить его в настоящем положении, если генерал-адъютант Бибиков примет на свою ответственность, что от него, Ригельмана, не произойдет никаких вредных последствий, в противном же случае перевести его на службу, не лишая приобретенных им преимуществ, в одну из великороссийских губерний под строгий надзор.


Примітки

Подається за виданням: Кирило-Мефодіївське товариство. – К.: Наукова думка, 1990 р., т. 3, с. 380 – 382.