2

Тарас Шевченко

В одной из центральных губерний нашего неисходимого отечества, близ уездного городка N., на большой дороге вдоль большой дороги вытянулися в ряд серые бревенчатые, с закоптелыми волоковыми окнами избы, и этих серых изб я насчитал штук более 200. Выходит, село по величине порядочное. Но на взгляд далеко не такое. И странно: кругом дремучие леса, а в селе ни одной избы хоть мало-мальски порядочной: та без клети, та без сеней, та пошатнулась, а та совсем повалилась. Кругом все растет и зеленеет, а в селе, как говорится, хоть шаром покати, – ни одного деревца. Или мужикам запрещено сажать деревья, или Бог их знает. Может быть, и сами не хотят, а помещику и невдогад их заставить, благо у самого под рукою английский парк со всеми причудами. А дети, когда выбегут на улицу посмотреть на проезжающего, так это только слава, что дети: медвежата, просто медвежата.

Посередине села церковь с высоким шпицем колокольни, довольно затейливой архитектуры и мало свидетельствующая о вкусе зодчего, а может быть, и самого ктитора. Около церкви была когда-то ограда, о чем свидетельствуют полуразрушенные каменные столбики, не в дальнем один от другого расстоянии и кругом запачканные грязью, надо думать, свиньями во время почесыванья.

И церковь, и село, и полунагие закопченные дети – словом, все являет из себя вид весьма живописный. Совершенно во вкусе Ван-Остада наших подающих надежды table-augenr’истов.

В левую сторону Проехавши село, в левую сторону, недалеко от почтовой дороги, на горе видны барские хоромы с бельведером, окруженные темным лесом, а лес обведен, по крайней мере со стороны почтовой дороги, глубоким и широким рвом с живою на валу изгородью.

Сквозь деревья мелькает светлый пруд, или из-за группы лип мелькнет угол китайской беседки, или куст акаций, или другое что-нибудь, вроде Клеопатриной иглы, воздвигнутое на память дружбы и любви. Словом, прелесть. Так бы вот и соскочил с телеги, перепрыгнул бы через живую изгородь, да и пошел писать по всем направлениям роскошного барского сада.

Я, правду сказать, так и сделал. Но это было давно. Теперь уж я подобной штуки не выкину. Я тогда прошел весь п[арк] прошел из конца в конец весь парк, и меня, как теперь помню, поразила страшная тишина. Я видел великолепный дом, павильоны, беседки, качающуюся ло[дочку] раскрашенную лодочку в на краю пруда, под наклонившимися деревьями, и посередине пруда гордо плавающих пару лебедей. Я Но не видел ни одного человека, который бы оживлял эту изысканную картину. На меня неприятно подействовало такое отсутствие человека. Это все равно, [что] прекрасный пейзаж, не оживленный человеческой фигурой. Я даже раскаивался, что входил в этот заколдованный парк.

О, если б я знал, чт[о] тогда, что когда-то придется мне опи[сывать] писать историю обитателей этого роскошного уединения! Я бы тогда не ограничился поверхностным одним поверхностным взглядом, а постарался бы проникнуть и в хоромы, и всюду, куда только можно проникнуть, всюду бы заглянул, и, может быть, тогда моя история была бы и полнее, и круглее. Но прошлого не воротишь. Ограничимся тем, что теперь имеем.

Проехавши версты две, я то[гда] спросил тогда у ямщика: «Чье это село мы проехали?»

– Господское.

– Знаю, что господское! Да господина-то как звать?

– Помещик Хлюпин.

– Что, он сам, видно, мало живет в своем селе?

– Только за оброком приезжает. И то не каждый год.

Этим сведения мои тогда и кончились.

После этого спустя десятка три лет встретился я в Орской крепости с несчастным однофамильцем названного мне ямщиком помещика, и после двух-трех вопросов я узнал от молодого человека, что он род[ной] единственный его родной сын и наследник знакомого мне села и парка.

Дело было вот как. Ротмистр Хлюпин, отец этого несчастного юноши, не имел расположен был вовсе жениться, но обстоятельства заставили, и он женился в расчет[е] на богатой и немолодой вдове, взявши за нею в приданое описанное мною село.

Вдова, родивши ему сына, а потом дочь, пожила поживши мало после этого происшествия, переселилась к праотцам, завещавши имение детям. А отца над ними как бы опекуном оставила. Старуха, как видно, не хотела, чтобы он снова женился, да еще, пожалуй, и на молодой. Но ротмистр, как он вообще не имел расположения к семейной жизни, т[о] и, взявши птенцов своих, сироток, с причтом нянек и мамок, отправился в Питер. Это верно случилося так Долго ли, коротко ли он вел там холостую жизнь, не знаю. Только, как он ни близорук был в отношении детей, увидал, однако ж, что детям нужна мать, т. е. необходимо жениться.

С такою-то благою мыслию однажды он вышел со двора. Идет он по Литейной, выходит на Невский, глядь, навстречу ему, словно заря алая, словно лебедь белая, так и выплывает по тротуару. Замерло ретивое у старого гусара. И во сне ему не снилася никогда такая красавица, какую он теперь увидел.

«Что ж, – думает гусар и отец семейства, – попытка не шутка, спрос не беда – попробуем! Ливреи же за нею не видно, помешать некому».

И он потянул[ся] поплелся вслед за красавицею. Долго она его водила по разным переулкам, наконец, завела его чуть не к Таврическому саду, да в один самый мизерненький домик с двумя крошечными окошечками и шусть перед самым его носом, а он и остался на улице, да еще и на грязной.

Простоявши с добрый час против домика и махнувши рукой, пошел обратно.

Тут бы, казалося, и п[роисшествию?] всему происшествию конец. Вот то-то и нет, тут только, можно сказать, начало самой истории или, лучше сказать, начало самого зла.

Подвернись эта история другому военному, [не] гус[ару] а не в отставке гусару, разом бы все покончил, да и концы в воду. Ротмистр мой, хоть тоже слыл решительным малым, однако не кончил тем, что после многократных и бесплодных хождений на Пески решился, наконец, послать сваху в заветный домик. Сказано – сделано. И счастливейший ротмистр с красавицей супругою катит в свое поместье. А дети с няньками и мамками и со всякой рухлядью вслед за ними.

Здесь, я думаю, не мешает рассказать хоть вкратце, кто такая вторая супруга решительного ротмистра. А вот кто она такая.

Отец ее служил в прапорщиком в каком-то пехотном полку, расположенном на Волыни, да и влюбился в какую-то хорошенькую панянку. Дело могло бы тем и кончиться, да случился грех, его заставили жениться; он не прекословил, женился и выступил за ротою в поход. Войска в то время начали стягиваться к Калишу Вознесенску. Не доходя На последней дневке перед Калишем Вознесенском молодая жена прапорщика разрешилась от бремени дочерью – Мариею.

Три или четыре года бедная прапорщица с ребенком шлялася за своим прапорщиком или, лучше сказать, за ротою, пока, наконец, от недостатка, горя и всяческих лишений не впала в чахотку и вскоре умерла.

Безумная и трижды безумная девушка, решающаяся влюбляться и выходить замуж за армейского, не только за прапорщика, за поручика даже, если только он не ротный командир. За ротного командира и то много нужно решимости, чтобы идти замуж. Тут должна быть истинная, настоящая любовь. По-моему, это такая великая со стороны женщины жертва, что мало-мальски порядочный мужчина не должен бы ее и до[могаться] не только домогаться, но даже и желать.

Похоронивши свою мученицу-жену и сдавши денщику дитя на руки, прапорщик пустился на обывательских роту догонять. По службе ему как-то не везло, у начальства он был не на выгодном счету: товарищи его давно уже подпоручиками и поручиками, а он все еще прапор. Что бы такое значило, Бог его знает. По службе он молодец, лишнюю рюмку не пьет. Разве только что рановато маненько женился? Дак кому какое дело! Вот он думал, думал, да и начал испивать маненькую, потом большенькую, и еще, и еще большенькую, и кончилось тем, что ему, горемыке, предложили в отставку. Он попросился в перевод в какой-нибудь линейный баталион. Его и перевели в 23 пехотную дивизию, расположенную, как известно, в Оренбургском крае.

Пока то да се, глядь, а дочке уже пошел десятый годочек, а она, бедная, и грамоты не знает. Да и где узнаете ее? Отцу некогда, денщик безграмотный, а деревенские мальчишки выучили ее в бабки играть.

Он, бедняк, думал: приедет в Оренбургский край, поселится где-нибудь в одном месте и займется воспитанием дочери. Не тут-то было. Не успел он осмотреться на новом месте, как его командировали в одно из степных укреплений. Беда, да и только.

Делать нечего, пошел он и в степное укрепление.

Кто не видал этих степных укреплений, тому советую прилежно молиться Богу, чтобы и не видать их никогда. Кроме отчуждения ото всего, что хоть маленький имеет намек на образование, – теснота и лишения всевозможные, а о нравах и говорить нечего.

Так вот в такое-то гнездо попал мой бедный прапорщик с своею уже двенадцатилетнею дочерью. На другой же день она прослыла в укреплении кантонистом в юпке.

Она, действительно, была девочка красивая, умная и бойкая, хоть и мальчику ее лет, так впору. На горе, он привез с собою еще в виде няньки какую-то старушонку, безобразную и донельзя распутную. Так что когда они, бывало, подгуляют вдвоем с нянькою, то Маша убежит в женатые казармы да там и ночует. Бедное дитя! Ее какой-то солдат и грамоте выучил.

Прош[ло] Так прошло два года, роты сменились. Маша выросла и удивительно похорошела, и больше ничего. И то правда, главное есть, а об остальном – кому какое дело?

Возвратясь к своему баталиону, отец хотел было приняться за свою Машу. Да Маша уже не та – ей уже пятнадцатый год.

– Ну, что ж, – рассуждает невзыскательный отец, – за писаря и так уйд[ет] сойдет.

А пока он так рассуждал, Маша росла, росла и выросла красавица на диво: не только что за писаря, хоть и за генерала, так не стыдно.

Какой-то чиновник, не помню, по питейной, не то по таможенной части, только не военный, – об этом тогда еще и в городе говорили, – так какой-то гражданский чиновник, да чуть ли не из пограничной комиссии, приехал в город по делам службы, увидел где-то Машу и влюбился. Узнал, что и как, и чья, и где живет, да, не рассуждая много, сунул пьяной няньке пять цалковых, она ему и спроворила.

Он уехал по делам службы в Петербург и Машу взял с собою, а там ее и бросил, потому что ему нужно было опять куда-то ехать.

Такими-то путями она очутилася в Петербурге. А как очутилася на Песках, тут уже история другая.

Но эту другую историю я готов хоть и не рассказывать, потому что в ней, кроме отвратительного, ничего нет. Как бы там ни было, а Маша, хоть и едва грамотная, а выдержала свою роль лучше всякого синего чулка.

Так вот кто такая вторая супруга моего удалого ротмистра.

Теперь мы ее уже будем звать Марьей Федоровной.

Примітки

…с закоптелыми волоковыми окнами… – засувне вікно в курній хаті, «проем четверти в полторы, с волоком, задвижным изнутри ставнем, для опросу приходящих, для подачи милостыни, для выпуска дыма» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. – М., 1955. – Т. 2. – С. 663).

…английский парк со всеми причудами. – Англійськими називали парки і сади, влаштовані в стилі Пюклера, тобто в англо-німецькому, або так званому природному. Князь Г.-Л.-Г. Пюклер-Мускау (1785–1871), творець цього стилю в садівництві, дивився на сад як на картину, вміло вписуючи його в місцевий краєвид. Англійський сад прикрашав і маєток Репніних у Яготині, де не раз бував Шевченко.

…во вкусе Ван-Остада… – Йдеться про Адріана ван Остаде (1610–1685) – голландського художника. У своїх картинах зображав сцени з життя селян і міського простолюду. Шевченко мав можливість познайомитися з його картинами в Ермітажі (в сучасній колекції їх налічується 16). У колекції Ермітажу були також картини його брата Ісаака ван Остаде (1621–1649) «Зимовий вид», «Замерзле озеро», «Придорожній готель» та дві картини, виконані ним в стилі Адріана ван Остаде, – «Веселе товариство», «Сцена із селянського побуту».

…наших подающих надежды tableaugenr’истов. – Тобто художників-жанристів (з франц. tableau de genre – жанрова картина).

…что-нибудь, вроде Клеопатриной иглы… – Йдеться про великий гостроверхий кам’яний стовп чотирикутної форми, який поставила в пам’ять про себе єгипетська цариця Клеопатра (69–30 рр. до н. е.). Цю пам’ятку зрисував, описуючи Александрію, український мандрівник, учений-орієнталіст і письменник Василь Григорович-Барський (1701–1747) у книзі, виданій 1778 р. при Імператорській Академії наук в Санкт-Петербурзі під назвою «Пешеходца Василия Григоровича-Барского-Плаки-Албова, уроженца Киевскаго, монаха Антиохийскаго, Путешествие к святым местам, в Европе, Азии и Африке находящимся, предпринятое в 1723 и оконченное в 1747 году, им самим писанное». Цей твір – імовірне джерело Шевченкового образу. Видання книжки В. Григоровича-Барського 1778 р. було в особистій бібліотеці Шевченка, що залишилася після його смерті.

Ліврея (франц.) – одяг спеціального покрою для швейцарів, лакеїв, візників. Тут: прислуга (лакей), що мав супроводжувати свого господаря.

…к Таврическому саду… – Пейзажний сад у Петербурзі, спланований і закладений у 1783–1784 рр. садовим майстром В. Гульдом. Цей сад оточував Таврійський палац (1783, архітектор І. Старов), подарований Катериною II «герою Тавриди» князю Григорію Потьомкіну. Частина цього розкішного саду відкривалася для публіки і була місцем розваг та відпочинку.

…после многократных и бесплодных хождений на Пески… – Ця частина Петербурга була «населена людьми середнього достатку і бідняками різних станів і звань: торгівцями, чиновниками, ремісниками, візниками та ін.» (Михневич Вл. Петербург весь на ладони. – СПб., 1874. – С. 60). У 1840-х роках XIX ст. тут гніздилися будинки розпусти.

…попросился… в какой-нибудь линейный баталион. – Лінійними батальйонами називалися війська, розташовані на прикордонній лінії. Лінійні батальйони, засновані в Росії 1804 р., призначалися для охорони кордонів та укріплених оборонних ліній. В Оренбурзькому краї їх було десять, два з них – другий і третій – стояли в самому Оренбурзі.

…в 23 пехотную дивизию, расположенную, как известно, в Оренбургском крае. – Йдеться про ту саму 23-тю піхотну дивізію Окремого Оренбурзького корпусу, куди Шевченко прибув «9-го июня и зачислен в Оренбургский линейный № 5 батальон, с учреждением строжайшего за ним надзора» (Тарас Шевченко: Документи та матеріали до біографії. – С. 146).

Кантоністами називали синів солдат, яких від народження приписували до військового відомства й готували до військової служби в нижчих військових школах – школах кантоністів, звідки вони виходили унтер-офіцерами.

…гражданский чиновник, да чуть ли не из пограничной комиссии… – До штату прикордонної комісії, підпорядкованої Міністерству закордонних справ, входили як військові, так і цивільні чиновники. Головою Оренбурзької прикордонної комісії був генерал-майор М. В. Ладиженський, серед цивільних службовців – друзі Шевченка брати Ф. М. і М. М. Лазаревські, а також М. С. Александрійський, М. Ф. Костромитінов, П.-Ф.(П.-Є.) Майдель та ін.